Несколько месяцев назад мной был помещён очерк «Портрет музыканта», посвящённый Н. П. Осипову, на сайте domrist.ru. Я надеялся на то, что какая-то часть народников (пусть самая малая) примет участие в дискуссии по поводу этой статьи. Дискуссии не получилось. Особые надежды я возлагал на коллектив оркестра им. Н. П. Осипова, но для этого надо было сначала удостовериться, какая часть музыкантов смогла ознакомиться с текстом статьи.
Прихожу в оркестр. Застал только несколько человек. Вопросительные взгляды как бы спрашивали, что меня привело к ним по прошествии шести лет. Объясняю, что пришёл к директору оркестра побеседовать, теперь жду, когда она освободится. Веду разговор на тему, что надо бы поменять текст под фотографией П. И. Алексеева в репетиционном зале, где сказано, что Пётр Иванович явился создателем 1го Великорусского оркестра. «А как надо?» - слышу в ответ. «А надо, чтобы было написано, что он явился создателем Государственного оркестра народных инструментов СССР». Короткое замешательство. «Да вы хоть статью-то читали?» - спрашиваю. Опять замешательство. Наконец одна девушка говорит: «Да все читали». «Ну вот, собрали бы собрание по этому поводу, заклеймили бы меня как врага народа». – «Нет, в политику мы не лезем». На том и разошлись.
Я знаю, что в оркестре им. Н. П. Осипова на обсуждение подобных вопросов наложено табу, все делают вид, что никакой статьи и не было. Такое положение дел мне даже на руку, это означает что сказать по сути нечего. Остаётся только помалкивать.
Итак, полемики с оркестром им. Н. П. Осипова не получилось. Зато я могу сейчас изложить взгляды на проблему самых разных людей. Начинаю с тех, кто не удосужился даже прочитать имеющийся дома текст статьи. Говорит балалаечник из довольно известного оркестра: «А я не верю, что Осиповы украли ноты концерта Василенко, не того они были воспитания». Это означает только одно, что материал не был прочитан.
Другой случай. Известный деятель, балалаечник говорит мне: «А всё-таки Н. П. Осипов много сделал для развития балалайки». На это я вынужден был отвечать, что два раза в тексте специально подчеркивал, что я не касаюсь оценки Осипова-балалаечника, меня он интересует только как дирижёр и руководитель оркестра. Так сказать, мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Оказывается, это явилось для него полной неожиданностью. Музыкант удивился: «Да? Тогда мне придется ещё раз перечитать весь текст». Судите сами, не мог же я на каждой странице об этом напоминать. Это говорит о том, что некоторые народники не привыкли внимательно читать.
Приведу ещё одно мнение. «Борис, ты вроде верно всё написал, только зачем ты требуешь сменить имя, данное оркестру?». А вот это уже интересный поворот. Отвечаю. Я требую этого по двум причинам. Во-первых, исходя их логики построения исследования. Представляете, если бы я ограничился призывом убрать имя Н. П. Осипова из названия оркестра. Читатель только пожал бы плечами. Что же автор предлагает взамен? Тем более, что есть кем заменить. Здесь действуют безотказно два фактора. Первый – П. И. Алексеев является автором этого оркестра. Второй – он руководил им 21 год, то есть в 7 раз больше, нежели Н. П. Осипов и во столько раз качественнее.
Во-вторых, мне хотелось восстановить элементарную справедливость. Ведь народники же ничего не знают о той борьбе, которая велась М. П. Зарайским за снятие имени Н. П. Осипова и заменой его на имя В. В. Андреева. Именно так, чтобы было два оркестра имени В. В. Андреева, один в Ленинграде, другой – в Москве, подобно тому, как есть две консерватории им. П. И. Чайковского (в Москве и в Киеве) и имени М. И. Глинки (в Новосибирске и в Нижнем Новгороде). И П. И. Алексеев помогал М. П. Зарайскому в этой борьбе, советуя те или иные действия. В связи с этим не могу не вспомнить о мечте Н. Н. Калинина о том, чтобы переименовать оркестр, заменив имя Н. П. Осипова на своё собственное.
Кстати, я предлагал, в качестве компромисса, директору оркестра им. Н. П. Осипова назвать оркестр имени Н. Н. Калинина, на что она ответила, что в Волгограде уже есть такой оркестр. Но главным аргументов для неё было то, что имя Осипова является брендом. Она так и говорила: «Как Вы не понимаете, что Осипов – это бренд, мы никогда не пойдем на любое переименование оркестра».
Что же, тогда оркестру придётся жить с этим грузом. Ведь они же не знают, что я распространил статью по всей России, только в двух-трех городах (я имею в виду областные, краевые и республиканские центры) это не удалось. Кроме того, по моей просьбе почти повсеместно оставлены экземпляры в библиотеках музыкальных учебных заведений. Другими словами, «слава» Н П. Осипову обеспечена на поколения вперёд. В то же время я уверен, что никакого другого исследования на тему «Н. П. Осипов – руководитель и дирижер оркестра» не появится.
Кстати, я также предлагал Н. А. Пилюгиной уточнить время поступления на работу Н. П. Осипова и увольнения П. И. Алексеева, потому что основывался на данных газеты «Советское искусство», где было сказано, что Н. П. Осипов назначен 30 апреля, а П. И. Алексеев (по другим документам) уволился 5 мая. Наталья Анатольевна мне сказала, что они уточнят эти сведения.
Звоню Виталию Ивановичу Сергееву и спрашиваю, почему он датирует дату принятия на работу Н. П. Осипова 14 апреля, а дату увольнения П. И. Алексеева – 16 апреля. Он отвечает мне, что он ничего не выдумывал, а просто добросовестно переписал эти даты с приказов, имеющихся в оркестре.
Пришлось в РГАЛИ заказать материал из Фонда Комитета по делам искусств за 1940 год. И тут я увидел, что был прав Виталий Иванович, а не я. Н. П. Осипов был назначен на самом деле 14 апреля, а вот с П. И. Алексеевым не совсем понятно. Судите сами: в приказе от 3 мая сказано: «П. И. Алексеева освободить от работы с 5 мая 1940 г. согласно личной просьбе. Основание: заявление П. И. Алексеева от 16 апреля с. г.».
Спасибо Виталию Ивановичу за уточнение, а заодно и за то, что он увеличил время подготовки Н. И. Осипова к дирижированию до двух с лишним месяцев, если считать с 14 апреля до 19 июня, времени выезда на
первые свои гастроли. Но, как известно, он ещё тогда не мог дирижировать, поэтому, как я уже писал, гастролировать уехали В. С. Смирнов и В. С. Кубацкий.
Далее, сижу на концерте рядом с известным балалаечником. На перерыве разговор вполне ожиданно начинается об Н. П. Осипове. Он говорит: «Так-то оно так, но ведь Н. П. Осипов не простой был человек». И это всё, что он смог сказать по этому поводу. Читатель что-нибудь понял? Я тоже нет. Но ясно, что как только человек начинает «крутить», то это означает, что ему просто неудобно высказывать автору статьи своё настоящее мнение.
Нередко приходится слышать мнение о том, что несомненной заслугой Н. П. Осипова является то, что он сохранил оркестр во время войны. В частности, директор оркестра им. Н. П. Осипова Н. А. Пилюгина выставляла этот аргумент в качестве основного или одного из основных. Тогда придётся повторить и расширить свою аргументацию.
«О. П. Никитина в своих воспоминаниях пишет о том, что администрация растерялась и не сумела удержать коллектив, а Н. П. Осипов был болен и не проявил большой инициативы» (Максимов Е. И. Оркестры и ансамбли русских народных инструментов., М., 1983, с. 129). Но главное даже не это. Здесь мне придётся расшифровать, что я имел в виду под «соответствующей культурной политикой властей». (см. очерк, с. 36). Давайте вместе поразмышляем над этим.
С началом войны (если говорить о Москве) очень многие театральные и концертные коллективы были либо распущены, либо эвакуированы. Я лишен сейчас возможности проследить судьбу того или иного коллективы, скажу только, что концертная жизнь на какой-то период замерла. Какие могли быть концерты под бомбёжками, в условиях затемнения и пр. Тем не менее совершенно вычеркнуть искусство в тех условиях было бы немыслимо. Был найден идеальный для этих условий выход – радиопередачи. Дело в том, что знаменитая черная тарелка висела практически в каждом доме, в каждой квартире. Как известно, радиоприемники были изъяты у населения всей страны, поэтому вся информация новостная, музыкальная, театральная и любая иная шла через эту тарелку. Все симфонические оркестры были эвакуированы из столицы, все за исключением Симфонического оркестра Всесоюзного Радиокомитета под управлением Н. С. Голованова.
Правда, существовал в то время симфонический оркестр ЦДКА под управлением Л. П. Штейнберга, но он «специализировался» на поездках в действующую армию и в Москве не выступал.
Скажите, могло ли советское правительство упустить такое средство воздействия на население как музыку, исполняемую на русских народных инструментах? Конечно же, не могло. Поэтому и был оставлен русский народный оркестр, но с условием, что он будет не концертным коллективом, а ограничится размерами радиостудии, тем более, что состав оркестра допускал такое сокращение. 30-35 человек – этого вполне достаточно для исполнения русских народных песен и романсов и несложных произведений для оркестра, главным образом обработок тех же песен. И здесь совершенно не играло роли, что «подсуетился» Н. П. Осипов вовремя или нет. Так может думать только оркестрант с «высоты» своего положения.
Точно так же объясняется и восстановление оркестра осенью 1942 года, когда угроза нападения на Москву давно миновала. Правда, впереди ещё был Сталинград, но в то время это ещё не казалось смертельным для страны. Напоминаю ещё раз, что «художественным руководителем (вновь созданного – Б. Т.) Хора русской народной песни утвержден А. Свешников, Оркестра русских народных инструментов – Н. Осипов». Это произошло одновременно, так сказать, в «связке», так что никакой тут личной заслуги Н. П. Осипова я не вижу. Надо полагать, что восстановление оркестра для него явилось приятной неожиданностью. Следует просто читать документы более внимательно, и тогда легенды сами собой отпадут.
Далее расскажу о некой «драматической» сценке, разыгравшейся в разговоре с одним из руководителей русского народного оркестра, который сделал всё, чтобы брошюра о Н. П. Осипове никоим образом не попала в его город. Свой разговор со мной он закончил криком: «Да кому нужна твоя правда?!!». Это – обыкновенный паникёр, который ещё несколько лет назад меня предупреждал, что, например, свидетельства Н. П. Фомина о музыкальной безграмотности В. В. Андреева нанесли всем народникам тяжелейший удар, от которого они уже никогда не оправятся, и что лично я в этом виноват. Теперь ситуация повторилась и он сорвался. В его реплике: «Да кому нужна твоя правда?!!» меня поражает лишь одно обстоятельство. Оказывается, он знает, что я написал правду, не читая самого очерка об Н. П. Осипове. Такая проницательность просто уникальна. Я-то «горбатился», добывая информацию годами, а тут в момент идет оценка о том, что всё, что я написал, правда.
«Порадовал» меня один город, которого я не буду называть, из которого до меня дошло известие, что, оказывается, не мешало бы проверить, не придумал ли я сам эти документы, на которых основан очерк. На это я ответил, что, вообще-то, меня уже проверял на этот предмет историограф из оркестра им. Осипова, В. И. Сергеев.
Меня изумило желание народников из этого города проверить, правда ли то, что Н. П. Осипов не учился в Петроградской консерватории. Это я бы назвал дремучим невежеством в собственной истории. Достаточно сказать, что с 1954 года трудами П. Ф. Покромовича доказано, что не учился, о чём и говорит Большая Советская энциклопедия 1954 или 1955 годов. Кроме того, и даже более того, в последнем номере «Народника» я напечатал статью П. Ф. Покромовича, не допустившего проникновения лживых сведений об Н. П. Осипове в БСЭ. Так что, товарищи – народники, продолжайте читать «Народник», несмотря на то, что он уже не выходит. Грустно, господа, от вас такое слышать.
Я намеренно не стал излагать мнения народников, полностью поверивших в то, как я нарисовал портрет Н. П. Осипова. Но тут же оговорюсь, что не я нарисовал этот портрет, а документы. Что было делать, если документы так легли? Согласен, что портрет получился довольно неприглядный. Но вот какое дело, сколько бы я ни пытался найти компромат на П. И. Алексеева – ничего не получалось. Наконец, в РГАЛИ отыскал один документ, где П. Ф. Покромович делает П. И. Алексееву выговор за то, что тот присвоил себе авторство выставки, посвящённой его же (Алексеева) 50-летию творческой деятельности. П. Ф. Покромович потребовал извинения, в противном случае обещал прекратить отношения. Не знаю, чем это дело закончилось, но считаю не лишним заметить, что всё это происходило за два года до кончины П. И. Алексеева, в 1958 году. Наверное, я думаю, что надо бы простить этот маленький грешок, сделанный наверняка не намерено, и, по сути, ни на что не повлиявший.
Б. Тарасов
